Юрий Кузовков, Трилогия Неизвестная история

 

Случайная иллюстрация
из Трилогии


Случайная иллюстрация из трилогии
 

Статьи
Кузовков Ю.В. Стратегия экономического развития России: избавление от иллюзий (2007 г.)

Прошло уже семь лет с тех пор, как государство сформулировало основную задачу развития России в области экономики – быстрый и устойчивый рост валового внутреннего продукта (ВВП) как основа роста благосостояния общества. Но до настоящего времени оно все еще находится в поиске того, что можно было бы назвать перспективной стратегией экономического развития России. Еще несколько лет назад оставался популярен тезис о России как мировой энергетической державе, позднее возникла идея о превращении ее в мировую технологическую державу, с развитием нанотехнологий, технологий оборонного сектора и т.д. Но уже сегодня правительству становится все более очевидным, что специализация страны лишь в двух сегментах экономики – ТЭК и передовые технологии - не решит проблему подъема ее экономики и не решит проблему занятости. Ведь сегодня в топливно-энергетическом комплексе и в секторе высоких технологий, включая военные исследовательские институты и производства, вряд ли занято более 10-15% населения страны, и вряд ли эту цифру удастся сильно увеличить за счет развития каких-то точечных высокотехнологичных сегментов. Поэтому правительство, наконец, решило вплотную и всерьез заняться базовыми отраслями экономики: деревообработкой, нефтепереработкой, нефтехимией, машиностроением и другими отраслями обрабатывающей промышленности.

Россия в 90-е годы уже фактически превратилась в «энергетическую державу», то есть в страну, ориентированную преимущественно на добычу энергоносителей. Промышленное производство в течение 90-х годов сократилось в 2,5 раза, при этом наиболее сильно пострадали отрасли обрабатывающей промышленности, некоторые из них практически перестали существовать. Хотя в последние 7 лет ВВП и промышленное производство росли в среднем на 5-6% в год, но этот рост лишь отчасти компенсировал предшествующее падение. Фактически полностью восстановилось на уровне 1990 г. лишь производство сырья и топлива, почти все другие гражданские отрасли до сих пор не восстановили прежние объемы производства.

Более того, если взглянуть на то, как изменялась структура российской внешней торговли за последние 7 лет, то становится очевидным усиление топливно-сырьевой ориентации страны. Так, экспорт сырой нефти с 1999 г. по 2006 г. вырос почти в 2 раза - со 125 до 227,5 млн. т., мазута – также почти в 2 раза, с 26,3 до 47,5 млн.т. Если в 1999 г. экспорт энергоносителей составлял 44% всего российского экспорта, то в 2006 г. – уже 62,5%, причем, почти весь остальной экспорт приходился на различные виды сырья (лес, металлы, удобрения и т.д.). Что касается импорта, то в нем, наоборот, доминируют готовые изделия, прежде всего машины и оборудование, составившие 55,5% всего российского импорта в 2006 г. (включая автомобили). Но, наряду с машинами и оборудованием, в огромных количествах закупается за границей продовольствие, одежда и обувь, причем за последние годы этот импорт существенно возрос. Так, с 2000 г. по 2006 г. импорт мяса и птицы вырос с 1,2 млн.т. до 2,6 млн.т, то есть более чем в 2 раза. И этот рост продолжился в 2007 г. Поэтому в ближайшие год или два доля иностранного мяса и птицы на внутреннем рынке может уже превысить 50%. Импорт одежды и обуви (в стоимостном выражении) вырос с 2000 г. по 2006 г. более чем в 10 раз и, сегодня лишь около 20% потребления изделий легкой промышленности удовлетворяется за счет отечественного производства, а 80% удовлетворяются за счет легального и нелегального импорта.

Совершенно очевидно, что страна в течение последних 7 лет все более жила по принципу «нефть в обмен на все остальное». И несмотря на существенный прирост ВВП и доходов граждан, значительная часть этого прироста была просто результатом роста экспорта энергоносителей и их мировой цены. Насколько оправданна такая ориентация, какими последствиями она грозит? И может ли эту топливно-сырьевую ориентацию исправить «довесок» в виде нанотехнологий и других высокотехнологичных сегментов? Очень похоже, что и российское правительство, и значительная часть российского общества до недавнего времени находились в плену иллюзий, которые не позволяли правильно оценить складывающуюся ситуацию в экономике и понять, что необходимо делать для экономического развития страны.

Иллюзия № 1. Миф об огромных российских запасах нефти. Не так давно я выступал на одном круглом столе, посвященном российскому ТЭК, где присутствовало большое количество журналистов и аналитиков, специализирующихся на нефтегазовой отрасли. Каково же было мое удивление, когда один из них подверг сомнению высказанный мною тезис о том, что по запасам нефти Россия уступает целому ряду стран, включая, например, Иран и Ирак, которые в силу политических причин играют намного более скромную, чем Россия, роль в экспорте нефти (см. таблицу 1). Причем, еще ранее в частных беседах и дискуссиях со мной такое же сомнение или удивление высказывали другие, весьма грамотные в экономическом отношении люди. В итоге я пришел к убеждению, что речь идет о массовой иллюзии, сформировавшейся под влиянием огромных текущих поступлений от экспорта нефти и под влиянием средств массовой информации, пропагандировавших еще несколько лет назад тезис о России как о «мировой энергетической державе».

Между тем, как видно из данных таблицы 1, Россия обладает лишь 4,6% мировых запасов нефти, значительно уступая по их количеству целому ряду стран: Саудовской Аравии, Канаде, Ирану, Ираку, Кувейту, ОАЭ, Венесуэле. Причем, выработка российских запасов нефти идет такими большими темпами, что, по прогнозам большинства западных аналитиков, Россия не сможет поддерживать нынешние темпы добычи в течение долгого времени – где-то в период с 2010 г. по 2020 г., то есть уже в самое ближайшее время, начнется спад в отрасли (сокращение добычи).

Ситуация с запасами газа значительно лучше – Россия обладает 27% мировых запасов. Но подавляющая их часть находится в таких суровых труднодоступных районах (шельф Северного Ледовитого океана, полуостров Ямал, Восточная Сибирь), которые к тому же так сильно удалены от основных потребителей российского газа (европейские страны), что их добыча может при определенных условиях оказаться попросту нерентабельной. И для разработки этих газовых месторождений потребуются огромные инвестиции, которые, возможно, намного полезнее было бы вложить в другие отрасли народного хозяйства или, например, в инфраструктуру (прежде всего, дороги) в европейской части страны, которая сильно оставляет желать лучшего. Кстати говоря, Канада, которая имеет значительно большие запасы нефти, не спешит с их разработкой (см. таблицу 1), в основном по тем же причинам – труднодоступность и необходимость осуществления огромных инвестиций для их добычи и доставки потребителям.

Таблица 1. Доля отдельных стран в мировых доказанных запасах и в мировой добыче нефти в 2005 г.

Страна Доля в мировых запасах (%) Доля в мировой добыче (%) Отношение запасов к годовой добыче (кол-во лет)
Саудовская Аравия 19,9 13,3 75
Канада 13,6 1,8 383
Иран 10,3 5,7 90
Ирак 8,7 2,6 170
Кувейт 7,7 3,5 110
ОАЕ 7,4 3,5 106
Венесуэла 6,1 2,7 111
Россия 4,6 12,6 18
Ливия 3,2 2,3 70
Нигерия 2,7 3,6 38
Казахстан 2,3 1,5 78
США 1,7 7,2 11
Китай 1,2 5,0 12
Катар 1,2 1,2 50
Мексика 0,9 4,6 10
Алжир 0,9 2,5 19
Бразилия 0,9 2,3 20
Норвегия 0,6 3,7 8
Ангола 0,6 1,7 17
Весь мир (100%) 1317 млрд. баррелей 84,54 млн. баррелей в день 43

Источник: International Energy Outlook 2007, Energy Information Administration (USA) pp. 37-38

Данные, приведенные в таблице, показывают, что некоторые страны - Норвегия, Мексика, США, Китай, Ангола, Алжир, Бразилия, а также Россия, - играют непропорционально большую роль в мировой добыче нефти относительно их доли в мировых запасах. Соответственно, при текущем уровне добычи запасов нефти в этих странах хватит не более чем на 20 лет. Противоположная ситуация в Саудовской Аравии, Канаде, Иране, Ираке, Кувейте, ОАЭ, Венесуэле, Ливии и Казахстане. Доля этих стран в мировой добыче, наоборот, очень мала по сравнению с их запасами.

Иллюзия № 2. Сохранение неизменно высоких цен на нефть и газ на мировом рынке. Большинство аналитиков нефтяной отрасли сегодня убеждены, что высокие мировые цены на нефть (и газ, цена которого зависит от цены на нефть) – явление долговременное и цены в долгосрочной перспективе будут только расти. При этом указывают на растущий спрос на нефть со стороны Китая и других стран третьего мира. Но это – сегодняшняя ситуация, сколько продлится такой бурный рост китайского ВВП, никто не знает. В то же время, по оценкам Международного энергетического агентства, уже при мировой цене 40-50 долларов за баррель стала эффективной добыча всех видов нефти, ранее не считавшихся таковыми – глубоководной нефти, нефти арктического шельфа, нефти из нефтяных песков, добыча битумов и т.д., а также производство нефти из различных заменителей – начиная от газа и угля и кончая рапсом и соей. Поэтому нынешний уровень – 80-100 долларов за баррель – не сможет сохраняться бесконечно долго и в будущем должен будет вернуться на более реальный уровень. Вопрос лишь в том, когда это произойдет, ведь для реализации любых проектов добычи нефти или производства нефти из заменителей требуется несколько лет.

Но есть и другие факты, показывающие, что сложившийся дисбаланс спроса и потребления нефти – временный и может быть быстро устранен. Если взглянуть на таблицу 1, то станет очевидным тот факт, что несколько стран (Иран, Ирак, Ливия, Кувейт, ОАЭ и Саудовская Аравия) могут легко при желании увеличить совокупную мировую добычу нефти раза в полтора и буквально залить ею весь мир, обрушив мировые цены на нефть. Тем более, что, в отличие от Канады и Венесуэлы, нефть в этих странах очень высокого качества и ее добыча не требует больших инвестиций. Почему этого не происходит, на то есть несколько причин. Во-первых, ввиду сознательного ограничения некоторыми из этих стран, прежде всего Саудовской Аравией, добычи нефти в рамках ОПЕК. Во-вторых, ввиду геополитических причин. Как сказал один американский политолог, «не надо меня убеждать в том, что США начали бы военное вторжение в Ирак, если бы основным продуктом его экспорта была не нефть, а сахарный тростник». Сознательно или несознательно, но администрация президента Буша, отнеся Ирак, Иран, Ливию, Судан и еще ряд нефтедобывающих стран к «оси зла» и препятствуя экспорту нефти из этих стран, а также запретив американским нефтяным компаниям инвестировать в их нефтедобычу (под тем предлогом, что надо «наказать» диктаторские режимы этих стран), стимулировала резкое повышение цен на нефть, которое началось вскоре после избрания Буша президентом США в 2000 г. А военная операция в Ираке и нагнетание Соединенными Штатами напряженности вокруг Ирана и его ядерной программы еще более усилили эту тенденцию. В итоге цены на нефть выросли с 15-20 долларов за баррель в конце 90-х годов до 80-100 долларов сегодня. И это отвечало интересам той части американской элиты, которая связана с нефтегазовым бизнесом, и к которой относится и сам президент Буш, а также вице-президент Чейни и многие другие люди из их окружения прошлом как известно, были менеджерами знеса.литы, которая связана с нефтегазовым бизнесом, и к которой относится и сам прези.

Но высокие цены на нефть совершенно не в интересах большинства американцев, включая и большую часть американского бизнеса. Ведь США все в больших количествах вынуждены импортировать нефть. Поэтому, если в 2008 г. президентом США станет человек, не связанный с нефтегазовой отраслью, а это наиболее вероятно, то он вполне может осуществить поворот во внешней политике, который приведет к обвалу мировых цен на нефть. Для этого необходимо лишь стабилизировать ситуацию вокруг Ирана, вывести войска из Ирака и снять ограничения на экспорт нефти из этих стран и на американские инвестиции в эти и другие районы нефтедобычи. Что касается самих этих стран, например, Ирана, то он готов резко увеличивать свой экспорт и отдать значительную часть своих нефтяных запасов в разработку международным нефтяным компаниям (и в этих целях регулярно проводит соответствующие конкурсы и тендеры), но сегодня не может этого сделать по причине существующих запретов для этих компаний со стороны США на осуществление ими инвестиций в Иран.

Итак, наиболее вероятный сценарий на ближайшие годы, вне зависимости от долгосрочных тенденций, это значительное понижение мировых цен на нефть. Конечно, нельзя с определенностью утверждать, что оно произойдет уже через один-два года. Но то, что оно рано или поздно случится, совершенно очевидно. К каким последствиям для российской экономики оно приведет? Оно вызовет резкий дефицит торгового и платежного баланса, поскольку сократившийся поток экспортной выручки будет недостаточным для закупки прежнего количества автомобилей, продовольствия, одежды, обуви и прочих импортных изделий. Возможно, у государства хватит накопленных валютных резервов для поддержания платежного баланса. Но в любом случае в результате резкого сокращения экспортной выручки произойдет значительное понижение курса рубля по отношению к доллару и евро. Однако самый сильный удар будет нанесен по госбюджету. За 7 последних лет, в течение которых росли нефтяные цены и рос российский нефтяной экспорт, доходы госбюджета выросли в 10 раз. В случае падения цен на нефть они опять могут сократиться в разы, а значит, это может ударить и по зарплатам бюджетников, и по программам государственных инвестиций, и по социальным программам.

Возможно, кто-то полагает, что правительство предвидело такой сценарий и созданный стабилизационный фонд нейтрализует негативные последствия снижения цен на нефть. Но это не так. Средств стабилизационного фонда хватит лишь на выплату зарплат бюджетным работникам и осуществление наиболее важных социальных и инвестиционных программ. Но их не хватит на то, чтобы сгладить негативные последствия для большинства населения. Происходивший в последнее время рост уровня жизни и экономический подъем в ряде отраслей был в основном обусловлен нефтяными вливаниями в экономику. Нефтяники из Сибири скупали квартиры в Москве и в других городах и создавали бум на рынке недвижимости. Рост котировок акций нефтегазовых компаний увеличивал доходы многих людей, купивших эти акции, и на эти доходы они также покупали квартиры и автомобили, ходили в рестораны и делали себе модные прически. Развитие нефтегазовой отрасли стимулировало также развитие нефтегазового машиностроения, производство труб и другие смежные производства. Работники этих предприятий тоже получали хорошие доходы и начинали создавать повышенный спрос на недвижимость, товары и услуги. Все это создавало бум в тех секторах (включая строительство жилья и сферу услуг), которые были так или иначе связаны с нефтегазовой отраслью или с обслуживанием того достаточно широкого круга людей, которые получили дополнительные доходы вследствие ее развития.

Но в случае резкого падения цен на нефть та же самая спираль, которая была описана выше, начнет раскручиваться уже в обратную сторону. Нефтяники и нефтяные машиностроители перестанут скупать квартиры и начнут, наоборот, их продавать. Поскольку 2/3 всей нынешней капитализации рынка акций России приходится на нефтегазовые компании (Газпром, Роснефть, Лукойл и т.д.), то масса людей, привыкшая получать доходы от роста курса акций, обнаружит, что размещенные в них сбережения резко обесценились. То же обнаружат и люди, приобретшие квартиры на пике роста цен на недвижимость. С другой стороны, поскольку курс рубля упадет, как это уже было в 1992 г. и 1998 г., то цены на импортные товары (автомобили, одежду, обувь) резко вырастут в рублях, и они станут недоступными для многих людей. В то же время отечественная промышленность ввиду неразвитости не сможет предложить более дешевой альтернативы (того же качества). Резко подорожает в рублевом выражении мясо и другие виды продовольствия, которые сегодня в больших количествах импортируются. Если мы к этому добавим, что правительство как раз на ближайшие 5 лет запланировало повышение внутренних цен на газ и электроэнергию до мирового уровня, и, к сожалению, оно действительно необходимо для того, чтобы соответствующие отрасли могли нормально развиваться, то получается целый «букет» сюрпризов для массы населения и, в первую очередь, конечно, для того среднего класса, который только-только начал формироваться в последние годы после той пролетаризации населения, которая произошла в 90-е годы.

Чтобы такого кризиса не случилось, необходимо всемерно развивать производство добавленной стоимости, как это делают развитые страны-экспортеры нефти – Канада, Норвегия и другие. Потому что именно производство добавленной стоимости – в любых отраслях экономики, а не только в «нанотехнологиях» – и создает ее устойчивость. Если бы Россия развивала активно свою текстильную, швейную, обувную промышленность, сельское хозяйство, деревообрабатывающую, химическую, машиностроительную промышленность и т.д., хотя бы в рамках импортозамещения, то со временем основу среднего класса составляли бы уже люди, занятые в этих отраслях, и падение нефтяных доходов могло бы уже практически не сказаться на положении этого среднего класса, а следовательно, и на всей экономике, поскольку этот средний класс продолжал бы покупать квартиры и тратить деньги на товары и услуги.

То, что Россия до последнего времени плохо развивала производство добавленной стоимости, видно хотя бы из тех цифр внешнеторговой статистики, которые выше уже приводились. Рост импорта одежды и обуви в 10 раз или рост импорта мяса в 2,5 раза весьма красноречиво об этом свидетельствуют. Еще одним примером может служить нефтепереработка. Казалось бы – Россия сама добывает нефть, и сам бог велел ее перерабатывать в качественные нефтепродукты и зарабатывать дополнительный доход на их экспорте. Как раз нефтепереработка, в отличие от добычи нефти, ничуть не пострадает от падения мировых цен на нефть, а может даже выиграть, если цена на нефтепродукты упадет в меньшей степени, чем цена нефти. Но в российской нефтепереработке ситуация весьма плачевная. Средняя цена на нефтепродукты, экспортировавшиеся российскими компаниями в 2006 г., составляла 432 долл. за тонну – почти столько же, сколько средняя цена экспортированной сырой нефти: 425 долл. за т. А вот средняя цена нефтепродуктов, импортированных Россией в 2006 г., составила 1583 долл. за т. То есть к цене нефти, вывезенной из России за границу, иностранные нефтепереработчики добавили 272% добавленной стоимости, а российские нефтепереработчики добавили к цене нефти менее 2% добавленной стоимости. В действительности в России есть немало НПЗ, которые вообще не создают никакой добавленной стоимости, поскольку у них огромный выход мазута (до 40-50%), который значительно дешевле нефти. Западные специалисты говорят про такие НПЗ, что они уничтожают стоимость, а не создают ее. Так, средняя экспортная цена мазута в 2006 г. составила 289 долл. за т., то есть на 32% ниже, чем средняя цена экспортной нефти за тот же период. Спрашивается, имеет ли смысл переводить хорошую дорогую нефть, производя из нее дешевый мазут? А ведь экспорт мазута Россией с 1999 г. по 2006 г. вырос почти в 2 раза.

Не намного лучше, чем в нефтепереработке, ситуация с добавленной стоимостью и в ряде других отраслей – в деревообрабатывающей, целлюлозно-бумажной, химической и т.д. Здесь тоже, вместо развития этих отраслей, растет экспорт сырья, которое они потребляют. При этом, например, Россия до сих пор почти не производит высококачественной мелованной бумаги, высококачественного мелованного картона, современных санитарно-гигиенических изделий, несмотря на значительные объемы их потребления. Для сравнения: экспортная цена круглого леса составляет порядка 100 долларов за тонну, тогда как цена ввозимой мелованной бумаги превышает 1000 евро за тонну. То есть добавленная стоимость в импортируемой мелованной бумаге составляет более 1000%. Причем, экспорт кругляка развивается такими темпами, что его стало катастрофически не хватать для уже существующих отечественных деревообрабатывающих и целлюлозно-бумажных предприятий. Примерно такая же ситуация складывается с газом – экспорт газа продолжает расти, в то время как ввиду его дефицита на внутреннем рынке любой ввод новых мощностей в энергетике, химической или любой другой промышленности, потребляющей газ в качестве сырья или топлива, уже стал большой проблемой.

Нельзя сказать, что правительство совсем не замечало проблем с производством добавленной стоимости. Так, на одном из заседаний правительства его бывший глава Фрадков пожурил нефтепереработчиков за то, что они мало инвестируют в свои предприятия. Была введена 20%-я пошлина на экспорт кругляка. Но такие спонтанные меры не способны решить эту проблему кардинально. Сегодня правительство разрабатывает программу комплексных мер по развитию нефтепереработки и деревообработки. Но помешать эффективности этой программы может еще одна иллюзия.

Иллюзия № 3. Убеждение, что России надо обязательно глубоко интегрироваться в мировую экономику. Сегодня во всем мире активно развивается процесс глобализации, в рамках которого все страны все больше включаются в международное разделение труда. С учетом этой мировой тенденции российское правительство и либеральные экономисты, составившие ядро его экономического блока и занимающиеся разработкой стратегии развития России уже на протяжении последних 15 лет, все это время исходили из необходимости глубокой интеграции России в мировую экономику. Проблема, однако, состоит в том, что никакой другой специализации для нее, кроме топливно-сырьевой, в рамках такой интеграции не просматривается. И основная причина весьма прозаична и столь же непреодолима ввиду этой самой прозаичности. Об этой причине предпочитают умалчивать и либеральные экономисты, и западные институты, рассчитывающие сравнительный уровень конкурентоспособности разных стран. И она вовсе не связана с любимыми ими показателями типа «прозрачности» или открытости экономики, и тем более – не с отсутствием кадров или достаточного интеллектуального уровня населения, поскольку было бы странным связывать с последним низкую конкурентоспособность страны, впервые покорившей космос. Суровый российский климат и разбросанность населения, то есть потребителей, по ее огромной территории, а также плохие коммуникации, которые еще более усугубляются суровым климатом. Полгода нет навигации по рекам и морям, полгода снегопады и снежные заносы на дорогах, такого нигде нет, ни в одной другой крупной стране. Если в Германии один раз в году случается снегопад, то останавливаются автобаны, и это становится главной новостью всех теленовостей. А в России снегопады зимой иногда длятся неделями. Вот главные факторы низкой конкурентоспособности России.

Нельзя сказать, однако, что никто из либеральных экономистов этого не понимает. Один из них, входивший в число главных советников правительства несколько лет назад, в одном своем выступлении заявил, что в России смогут выжить только отрасли, связанные с добычей нефтью и газа, а следовательно, может быть обеспечено работой и средствами к существованию лишь 10% населения страны. А остальные 90% населения, по-видимому, должны будут куда-нибудь исчезнуть, например, переселиться за границу. Комментарии, как говорится, излишни.

Возникает, однако, вопрос, что делать, если эти 90% все-таки не хотят переселяться, а хотят нормально жить и работать в той стране, в которой выросли и гражданами которой являются? Почему-то кажется, что оно так и есть, да и исторический опыт свидетельствует об этом же. Один раз, в 1917 году, русский народ уже прогнал свою элиту, которая не смогла создать условия для того, чтобы он мог нормально жить и работать. Да так хорошо прогнал, что она потом всю жизнь скиталась за границей на положении нелегальных эмигрантов.

Для того, чтобы понять, что можно и нужно делать в экономике, необходимо изучить исторический опыт западных стран, прошедших длинный путь к созданию своего экономического благосостояния. Все восторгаются сегодня экономикой США, но почему-то никто не задумывается о том, как из отсталой страны ковбоев и рабовладельцев-плантаторов, сырьевого придатка Великобритании, какими США были в середине XIX века, импортируя почти все готовые изделия, включая текстиль, из последней, они к XX веку превратились в ведущую мировую индустриальную державу. А ведь в XIX веке США имели почти такие же недостатки с точки зрения международной конкурентоспособности, какие имеет сегодня Россия – такую же или даже большую разбросанность населения по территории, такое же отсутствие хороших внутренних коммуникаций. Более того, в отличие от сегодняшней России, у них в начале XIX века полностью отсутствовала какая-либо промышленность, а также в течение всего XIX века они уступали европейским странам и в таком важном факторе конкурентоспособности, как стоимость рабочей силы – в США она была выше, поскольку ощущалась ее нехватка ввиду редкости населения. Поэтому с точки зрения либеральной экономической теории у США в тех условиях не было никаких шансов на развитие собственной промышленности, и они были обречены оставаться сырьевым и сельскохозяйственным придатком Европы.

Но США стали ведущей мировой индустриальной державой не благодаря свободной торговле и глубокой интеграции в мировую экономику, а как раз вопреки ей. В XIX веке тоже происходили процессы, аналогичные сегодняшней глобализации –гигантский рост внешней торговли, массовый импорт товаров иностранного производства, массовые стихийные миграции населения и т.д. И Великобритания, продвигавшая глобализацию тогда, как сегодня ее продвигают США, убеждала все страны устранить таможенные пошлины и ограничения во внешней торговле, препятствовавшие развитию свободных рыночных отношений. Точно то же сегодня делают США, пропагандируя и продвигая ВТО. И в XIX веке Великобритании удалось убедить следовать этой политике многие европейские страны, но только не США. Последние, наоборот, наученные горьким опытом Гражданской войны 1861-1865 гг. (одной из причин которой были внутренние разногласия по поводу импортных пошлин), установили импортные пошлины на большинство готовых изделий на уровне 50-60%, а по некоторым товарам – запретительные пошлины. И в дальнейшем США удерживали их на примерно таком уровне в течение 100 лет – до конца 1960-х годов, не взирая на все увещевания или упреки в изоляционизме со стороны Великобритании и других европейских государств.

Но введение такого мощного протекционистского барьера вовсе не означало изоляции Америки от внешнего мира. США приветствовали любых инвесторов из-за границы, особенно если те сами основывали там предприятия и передавали им свои ноу-хау и технологии. И произошла удивительная вещь. Английские компании, которые в то время располагали самыми современными технологиями и мощными финансами, вместо того чтобы инвестировать в полностью либерализованную и более конкурентоспособную экономику Великобритании, стали инвестировать в менее конкурентоспособную, но закрытую протекционистскими барьерами экономику США. Другим объектом массовых промышленных инвестиций со стороны английских компаний во второй половине XIX века стала Германии, которая также не пошла на поводу у Великобритании и создала по инициативе Бисмарка протекционистский таможенный союз, приведший к объединению Германии. Результат хорошо известен – Великобриния во второй половине XIX века столкнулась с жесточайшим затяжным экономическим кризисом и утратила место индустриального лидера, переместившись на 3 или 4 позицию. А в США и Германии в это же время произошло «экономическое чудо», и они по объему промышленного производства переместились соответственно на 1 и 2 место в мире.

Хотя В.И.Ленин писал об этом явлении – массовом экспорте капитала из Великобритании и других стран Европы в США и Германию на рубеже XIX и XX веков – как о новом явлении, характерном для «империализма», но явление было уже далеко не новое. Еще ранее, в XVIII веке, то же самое произошло с Англией и Голландией. Но тогда Англия, бывшая до XVIII века второстепенной сельскохозяйственной страной, страной овцеводов и малоизвестного тарабарского языка, который, например, в России в то время почти никто не знал, в отличие от французского или немецкого, начала новую политику, называвшуюся «меркантилизмом». Она установила высокие импортные пошлины на все готовые изделия и продовольствие (порядка 40-50%), запретила экспорт сырья, включая необработанную шерсть, запретила использовать иностранные суда для перевозки английских товаров и, наоборот, стала всячески поощрять свой собственный экспорт готовых изделий и зерна. И случилась та же история, что впоследствии произошла в США и Германии – только в Англии это называлось не «экономическим чудом», а «промышленной революцией». И самую активную роль в ней сыграли голландские инвесторы, которые, вместо того чтобы вкладывать деньги в Голландию, самую технически передовую страну того времени и жившую в соответствии с принципами свободной внешней торговли, стали создавать предприятия в протекционистской Англии. И по очень простой причине (по той же, по которой в XIX веке англичане предпочитали инвестировать в США) – внутренний рынок страны в условиях высоких импортных пошлин хорошо защищен от импортной конкуренции, поэтому любому инвестору, обладающему современными технологиями и ноу-хау, становится очень выгодно создавать местное производство, намного выгоднее, чем ввозить соответствующие изделия из-за границы.

Конечно, жесткий протекционизм может не понравиться соседним странам, особенно в первое время. Английский протекционизм очень не понравился Голландии и Франции, которые увидели в нем угрозу своему экономическому превосходству и много раз в течение XVIII в. и начала XIX в. воевали с Англией. Но они бы и без того нашли много поводов для войн. А поскольку ядерного сдерживания еще не существовало, то вообще воевали часто и по любому поводу. Зато и голландским, и французским промышленникам английский протекционизм очень понравился, и они усиленно создавали предприятия не в своих странах, а в Англии, не взирая на недовольство своих правительств. Кстати говоря, сегодня та же история повторяется в Китае – китайская промышленность сегодня тоже создается в основном на деньги и технологии американских и западноевропейских компаний. И они так же мало обращают внимания на недовольство Запада китайской политикой, защищающей внутренний рынок от иностранной конкуренции. Точно так же, введение Россией экспортных пошлин на кругляк уже не понравилось Финляндии, которая увидела в этом угрозу своей деревообрабатывающей промышленности, использующей российское сырье, но заставило задуматься финские компании, которые уже подумывают о закрытии производств в Финляндии и открытии их в России.

Разумеется, жесткий протекционизм противоречит объявленной цели вступления России в ВТО. Но никто так и не объяснил, в чем смысл этого вступления. Для того, чтобы «быть, как все»? Но исторический опыт показывает, что и Великобритания, и США, и Германия добились прорыва в экономике как раз благодаря тому, что «не были, как все». Или это стоимость членства в «восьмерке» - чтобы российский президент не чувствовал там себя ущербно? Но не слишком ли велика такая стоимость членства в этом клубе? Китай ведь там не состоит, но его экономика уже скоро обгонит американскую. А это намного более важный результат деятельности правительства, чем показные проявления дружбы с Западом и похлопывания по плечам на встречах «восьмерки». Между тем, других преимуществ так никто толком и не объяснил, зато, по подсчетам «Эксперта», в результате вступления в ВТО Россия может потерять ежегодный ВВП в размере 90 млрд. долл. (объем внутреннего рынка, который может быть захвачен импортной продукцией), а приобрести – лишь на сумму 23 млрд. долл. (объем потенциальных внешних рынков для российского экспорта – см. «Эксперт» № 41, 2006 г., стр. 28-29). И главное, она может потерять самостоятельность в определении своей экономической стратегии, которую уже начинает терять, подстраиваясь под требования ВТО, еще не будучи туда принятой.

Именно с этой иллюзией, что единственный путь для России – это полная интеграция в мировую экономику и ВТО, и связана непоследовательность экономической политики правительства. Несколько лет назад оно приняло решение о 25%-х пошлинах на импортные автомобили, которое побудило 15 мировых производителей принять решение о строительстве в России автомобильных производств. Но не успели они объявить об этом, как правительство уже поспешило объявить, что после вступления в ВТО пошлины опять снизят до 10-12%. Разумеется, если пошлины опять понизят, то все планы иностранных автогигантов по налаживанию производств легковых автомобилей в России так и ограничатся отверточной сборкой, и эффект для экономики окажется близким к нулевому. Такая же ситуация и в других отраслях промышленности. Нынешние 20%-е пошлины на обувь еще стимулируют какие-то инвестиции в ее производство в России, но после объявленной их отмены в связи с вступлением в ВТО и эти стимулы исчезнут (см. Эксперт № 21, 2007 г., стр. 36-37).

Любимым аргументом либеральных экономистов со времен Адама Смита является тезис о том, что свободный беспошлинный импорт является благом для потребителей, поскольку сильно удешевляет потребительские товары. Но в действительности это не так. Только собственное производство, а не импорт, действительно по-настоящему удешевляет товары для потребителей. Но кроме этого, собственное производство дает работу миллионам людей, то есть оно и создает тех самых потребителей, о которых так пекутся либеральные экономисты, без этого потребителей нет, а есть люмпены, живущие случайным заработком. И это можно подтвердить массой примеров. Так, всякий, кто бывал в Западной Европе, знает, что где-нибудь в Милане или во Франкфурте можно купить качественную одежду (например, мужской или женский костюм, пальто, куртку и т.д.) или обувь по цене, раза в два, а то и в 4-5, ниже, чем в Москве. Между тем, импортная пошлина на эти товары сегодня очень низкая. Таким образом, львиную часть этой разницы в ценах сегодня «съедают» разнообразные торговые посредники, которые занимаются импортом и последующей реализацией товара, получая прибыль порядка 100-200% с каждого оборота товарного импорта. Где же здесь тот выигрыш для российского потребителя, о котором так любят рассказывать либеральные экономисты? На самом деле выигрыш получают итальянские и немецкие потребители, и только потому, что в Италии и Германии хорошо развито местное производство добротной качественной одежды. Местные производители напрямую, минуя всех посредников, поставляют одежду в розничную торговлю, поэтому она в разы дешевле, чем та же одежда, но уже привезенная через цепочку посредников в Москву. Но помимо этого, на этих местных производствах в Германии и Италии заняты сотни тысяч людей, которые, прежде чем стать потребителями, сначала участвуют в процессе производства и получают зарплату, делающую их потребителями. А в России в легкой промышленности пока нет ни тех, ни других – собственного производства почти нет, и поэтому сотни тысяч людей лишены работы и возможности получать нормальную зарплату и стать нормальными потребителями. А потребители, занятые в других отраслях, не могут найти в Москве хорошую одежду по доступным ценам и ездят в Западную Европу на шоппинг-туры, тратя свои деньги за границей. Вот конкретный пример того, как работают в практике законы либеральной экономики.

В нынешнем правительстве, в отличие от правительства 90-х годов, либеральные экономические взгляды становятся все менее популярными. Но здесь возникает другая опасность - создается впечатление, что нынешнее правительство все менее всерьез воспринимает идею построения в стране рыночной экономики. Об этом свидетельствует, например, та скорость, с которой в стране идет процесс слияний и поглощений, с образованием гигантских государственных или частных монополий – процесс, который был бы невозможен без хотя бы молчаливого согласия со стороны правительства. Так, несколько лет назад было 4 или 5 производителей алюминия, а теперь 100% его производства в России контролируется одной компанией (Русал). В ТЭК несколько лет назад было 8 крупных компаний, теперь осталось только 5 (Газпром, Роснефть, Лукойл, ТНК-ВР, Сургутнефтегаз) поскольку активы 3 нефтяных компаний (Славнефти, Сибнефти и ЮКОСа) были разделены между ними. Аналогичные процессы происходят в угольной, химической, металлургической и прочих отраслях промышленности. Указанный выше процесс комментируется по-разному. Некоторые полагают, что речь идет о попытке государства национализировать компании, добывающие базовое сырье (приобретение активов ЮКОСа и Сибнефти Газпромом и Роснефтью). Если это так, то ничего страшного в этом нет: многие государства в мире, и не только арабские страны, Венесуэла и Боливия, но и, например, Норвегия, предпочитают, чтобы их собственные ресурсы добывали их собственные компании, контролируемые государством. Но, как видно из приведенных выше примеров, речь идет не столько о национализации, сколько о тенденции к монополизации экономики, с которой правительство не находит нужным бороться. Так, Славнефть была хотя и государственной компанией, но вполне самостоятельным игроком в нефтяной отрасли, а после ее продажи на аукционе игроков стало на одного меньше. Между тем, чем меньше игроков в отрасли, тем меньше можно говорить о возможности существования в ней рыночной экономики. Если в отрасли остался лишь один игрок, как в производстве алюминия, то ни о какой рыночной экономике речи вообще быть не может. И здесь мы имеем дело с еще одной иллюзией.

Иллюзия № 4. Экономику России вытянут крупные государственные и частно-государственные монополии.

Нынешняя тенденция к сознательной монополизации в принципе вполне объяснима. Укрупняясь, компании становятся более конкурентоспособными для участия в международной конкуренции. Поэтому, до тех пор пока существует иллюзия № 3 (о необходимости глубокой интеграции России в международную экономику), до тех пор она будет подпитывать и иллюзию № 4. Другой причиной сознательной монополизации, по-видимому, является усталость общества и руководства страны от перипетий свободной рыночной экономики за полтора десятилетия экспериментов. Возникла естественная реакция: раз свободная рыночная экономика оказалась плохой и не оправдала себя в 90-е годы, то надо двигаться в сторону государственно-монополистической экономики. Проблема, однако, состоит в том, что и Россия, и западные страны уже имели опыт создания государственно-монополистической экономики, и этот опыт закончился весьма плачевно.

Во всех этих странах государственно-монополистическая экономика возникла на рубеже XIX и XX веков – тоже как реакция на проистекавший тогда процесс глобализации. В России в то время были созданы крупные частно-государственные монополии (в металлургии, угольной, нефтяной промышленности и в ряде других отраслей), контролировавшие практически все крупные промышленные активы. Но эти монополии оказались малоэффективными и способствовали той разрухе, товарному дефициту и спекуляции, которые и послужили толчком сначала к революции 1905 г., а затем к революции 1917 г. В Германии усиление государственно-монополистического капитализма продолжалось вплоть до 30-х годов, и именно засильем монополий в Германии экономисты объясняют ту небывалую глубину экономического кризиса, который поразил Германию в период Великой депрессии в 30-е годы. В свою очередь, именно этот кризис, по мнению историков, и явился основной причиной прихода к власти Гитлера. Поэтому можно утверждать, что в конечном счете сложившаяся в Германии крайне неэффективная система государственно-монополистического капитализма и явилась причиной прихода к власти фашистов и развязывания Второй мировой войны. Другой страной, которую Великая депрессия поразила очень сильно, являлись США. И здесь причина этого, по мнению экономистов, заключалась в высокой монополизации американской экономики, достигнутой к этому времени. Но Америке удалось избежать социальных катаклизмов, во многом благодаря экономическим реформам президента Рузвельта.

Владимира Путина сегодня сравнивают с Франклином Рузвельтом. А события 90-х годов в России сравнивают с Великой Депрессией в США в 30-е годы. Но мало кто задумывался о причинах Великой депрессии, продолжавшейся в США 10 лет, в ходе которой промышленное производство упало в 2 раза, почти как в России в 90-е годы. И мало кто знает, что же действительно делал Рузвельт, чтобы вывести страну из кризиса. А ведь к моменту его прихода к власти в 1933 г. безработица в США достигла 25-30% трудоспособного населения, в отдельных крупных городах составляла 50%, а в некоторых сельских районах – 100%. Миллионы уволенных рабочих и разорившихся фермеров жили в землянках на окраинах крупных городов – Нью-Йорка, Чикаго, Лос-Анджелеса, а в самих этих городах постоянным явлением были огромные, порой километровые, очереди за хлебом.

Рузвельт в первые 2-3 года нахождения у власти делал примерно то же, что делал Путин. Это упор на социальные программы, прямые государственные инвестиции в развитие отдельных отраслей и регионов и, кроме того, наведение порядка – то есть введение более жестких законов, установление жесткого государственного контроля и надзора, в том числе за фондовым рынком (учреждение Комиссии по ценным бумагам – SEC), аналогичные меры в области коммуникаций, строительства и т.д. Но все эти меры дали лишь временные результаты. К концу первого президентского срока Рузвельта экономика находилась в стагнации, а в начале 2-го срока (то есть уже после 7 лет депрессии) даже опять пошла вниз, безработица опять выросла до 20%.

И тогда президент США был вынужден прислушаться к тем экономистам, которые уже давно заявляли, что основная причина депрессии – это монополизация Америки, и никакие социальные программы здесь кардинально не помогут, они могут дать лишь временное улучшение ситуации. С их помощью Рузвельт разработал и начал осуществлять с конца 3 года своего президентства совершенно иные мероприятия. Историки называют их Программой № 2, в отличие от Программы № 1, которая была до того. Суть ее состояла в том, что Рузвельт объявил войну монополиям. Десятки или даже сотни крупнейших компаний были подвергнуты принудительному или добровольному дроблению. Причем, наибольшей демонополизации в течение 30-х и 40-х годов подверглись именно базовые отрасли – добывающие, utilities (энергетика, водоснабжение), строительные отрасли, а также обрабатывающая промышленность (хотя последняя - несколько в меньшей степени). Но это было еще не все. Кроме постоянно работавших отраслевых комиссий, занимавшихся дроблением и реструктурированием крупных компаний, были введены налоги на крупные компании. Крупные компании или холдинговые структуры должны были платить более высокий налог на прибыль, чем мелкие и средние. Понятно, что при такой политике государства желание компаний к новым слияниям и поглощениям, которые в Америке шли очень активно несколько десятилетий перед Великой Депрессией, начисто пропали. Вместо слияний и поглощений начались, наоборот, если можно так выразиться, разлияния и выплевывания.

Но результаты рузвельтовской реформы поистине впечатляют. Три десятилетия после этого – все 40-е, 50-е и 60-е годы прошлого века – американская экономика росла самыми высокими темпами за всю свою историю (ВВП США за эти три десятилетия вырос в 3,7 раза), за это время не произошло ни одного, даже кратковременного, кризиса или спада производства. Американские экономисты в 60-е годы стали утверждать, что в Америке построено новое индустриальное общество и кризисов больше уже никогда не будет. По сути, именно в этот период Америка и совершила тот экономический и технологический рывок, который определил судьбу соревнования Востока и Запада и который похоронил еще существовавшую до того в СССР мечту о том, чтобы «догнать и перегнать Америку». Надо отметить, что все эти 3 десятилетия Америка развивалась в условиях действительно свободной рыночной (то есть демонополизированной) экономики и в условиях введенных Рузвельтом жестких систем контроля бизнеса со стороны государства, а также в условиях высочайших таможенных барьеров, которые, помимо того, что стимулировали инвестиции в американскую экономику, снимали еще и необходимость укрупнения компаний в целях защиты от внешней конкуренции. По существу, Рузвельт реализовал в США одновременно и рецепты Кейнса о необходимости госрегулирования экономики, и концепцию таможенного протекционизма, и концепцию «экономической демократии» (Wirtschaftsdemokratie), то есть опоры на средний и мелкий бизнес, которую пропагандировали немецкие экономисты в 20-х – начале 30-х годов прошлого века, но которую ни одно немецкое правительство вплоть до 50-х годов не сумело или не захотело воплотить. При этом сами американцы – современники Рузвельта - писали, что он спас Америку: одни – что спас от большевизма, другие – что от фашизма. Потому что и тот, и другой в период экономических неурядиц начала 30-х годов в США действительно набирали силу.

Какой из всего этого можно сделать вывод? Если Россия не хочет больше наступать на те же грабли, на которые уже раньше наступала, или на которые наступили другие страны, прошедшие раньше нее по пути развития своей экономики, то она должна учитывать исторический опыт этих стран. И в первую очередь, при разработке своей экономической стратегии. И не впадать в еще одну иллюзию, которая также может стать препятствием для нормального развития страны, о том, что Россия опять уже стала великой державой. Можно процитировать в этой связи слова Ричарда Перла, одного из бывших высших чиновников американской администрации, который недавно в интервью «Эксперту» сказал о современной России: страна, которая имеет ВВП на душу населения в несколько раз меньше любой среднеразвитой европейской страны, не может являться великой державой (см. «Эксперт» № 22, 2007, стр. 82). Поэтому и здесь надо избавляться от иллюзий: пока Россия по-настоящему не займется своей экономикой и не научится создавать добавленную стоимость, она не сможет не только обеспечить достойную жизнь своим гражданам, но и достичь достойного места в мире, и на нее по-прежнему будут смотреть как на «Верхнюю Вольту с ракетами».

   
Яндекс-цитирование